БОЛЬ
Заметки с первого
Всесоюзного
фестиваля неигрового
кино
Л. ПАВЛЮЧИК.
(Спец. корр. «Правды»),
Свердловск—Москва.
(газета
«Правда», № 290,16 октября 1988г.)
• «Документальный фильм—это совесть
кино», — сказал кто-то из классиков экрана. Так-то оно так, но сколько
перевидали мы на своем веку фильмов вроде бы строго хроникальных, а на самом
деле — насквозь лживых, сугубо черно-белых (под документ), а, по сути, —
слащаво-розовых... Сколько накопилось в наших кинохранилищах фильмов-здравиц,
фильмов-рапортов, фильмов-благодарностей, которые к высокому и совестливому
искусству документального
кино не имеют ни малейшего отношения... Одна отрада, что место им отныне—в
пыльных архивах (такому виду «полки» можно только радоваться), что времена
кино, обслуживающего чьи-то персональные юбилеи или ведомственные амбиции,
похоже, ушли навсегда. Во всяком случае, экран свердловского фестиваля,
собравший около 120 картин, подтвердил это в полной мере. Но, впрочем, не
станем торопиться с выводами.
Мы много говорим сегодня о социальной миссии кино. О
гражданском неравнодушии художника, столь редко проявляющемся в фильмах. О
накале творческой страсти, долженствующей полыхать с экрана. И сетуем, что
кино отстает от жизни. А ведь это не совсем так. Просто мы плохо знакомы с
документальным кинематографом, который по критическому потенциалу, глубине и
ярости проникновения в трудные пласты нашей действительности не уступает
сегодня ни газетно-журнальной
публицистике, ни самым
острым передачам
«живого»- телевизионного эфира.
Конечно, не все из представленных в конкурсе
лент оказались на высоте. Для меня является загадкой, каким образом
просочилась сквозь фильтр отборочной комиссии картина «На виду у всех»»
(Пермский комитет по телевидению и радиовещанию), выполненная в худших
образцах «старого доброго» застойного кино, когда героя показывают поочередно
то на производстве, то на спортивной площадке, то в бане, то в семейном кругу
с гитарой в руках — кажется, весь джентльменский набор соблюден... Мне трудно
понять, с какой целью демонстрировалась на конкурсном экране лента «Дом для
внуков» (Приморский комитет, режиссер Ю.Шепшелевич, оператор В.Рещук), в
котором смысловая невнятица подкрепляется вдобавок и эстетическим косноязычием. И. уж совсем не могу я
разделить «плюралистичность» отборочной комиссии, допустившей к конкурсу
фильм «Память о Русском устье» (Иркутский комитет, режиссер В.Самойлеченко),
в котором жестокое, варварское истребление оленей, заклейменное год назад в
горькой картине «Госпожа Тундра», ныне освящается примирительной авторской
репризой: «Жизнь есть жизнь...».
К счастью, таких лент на фестивале было мало. И отношение
к ним со стороны зрителей и критиков было, однозначным. Гораздо труднее оценивать
фильмы безусловно честные по исходному
посылу, серьезные по поднятой проблеме, наступательные по позиции, но
не обретшие убедительной художественной формы, не нашедшие своеобразного
киноязыка. Когда в одном из первых конкурсных фильмов мелодия песни - «Широка
страна моя родная...» - в трагическом контрапункте наложилась на кадры беззаконий,
репрессий, пережитых в годы культа личности,— зрители оценили правомочность
приема. Но когда он был повторен во второй, третьей, пятой картине — родилось
недоверие. И к приему, и к фильмам, хотя, повторю, намерения авторов были
честны и ясны.
Увы,
фестиваль наглядно продемонстрировал, что начинает складываться некий
жанр или даже вид документального перестроечного фильма — со своей
обязательной атрибутикой, лежащими на поверхности символами, самоигральными,
бьющими наповал фактами без их образного осмысления. Трудно
подсчитать, сколько раз в иронических целях использовалась в картинах
бодрая хроника из старых киножурналов, сколько увидели мы летящих наземь
церковных куполов и — в соответствии с новой конъюнктурой — тщательно
показанных религиозных обрядов... А деревья, вывороченные с корнем, заколоченные
крест-накрест окна деревенских домов, городские свалки... А похоронные
процессии, символизирующие конец отжившей эпохи... Все эти мотивы и образы,
смелые еще несколько лет назад, постепенно становятся общими местами,
штампами, столь же, считаю, неуклюжими в сегодняшнем кино, как рифма «любовь —
кровь» - в современной поэзии. Тем более что лучшие картины фестиваля
прекрасно обходились без этой расхожей, лежащей на поверхности образности.
Казалось бы, ничего нового не говорит фильм
«Старая трава», снятый режиссером В. Соломиным. Захудалая, покосившаяся
сибирская деревня, уставшая рожать земля, непролазная грязь большаков и
проселков. Были, были на фестивале картины такого рода. Но почему же именно
эта заставляет сжиматься сердце тоской и болью, почему так жадно смотрим мы на
источенные старостью, работой, лишениями лица крестьян — истых тружеников,
живущих на этой некогда тучной, а ныне бесплодной земле? Может, потому, что
нет в этой картине ни грана авторского своеволия, нет ожидаемых сценарных и
режиссерских ходов, «символятины», а есть самодвижение, саморазвитие жизни,
застигнутой «врасплох» - деликатной, неназойливой камерой. Это не газетная статья,
разыгранная средствами документального кино, а сама жизнь, дохнувшая с экрана
застарелыми проблемами, промозглым осенним ветром, запахами прелой соломы,
раскисшего от дождей поля.
Эта картина, вырастающая, словно дивный злак, из
черноземной толщи жизни, знаменовала собой одно из направлений
документального кино, внимательного к
каждодневному, сущему. Совсем в иной традиции сделана картина армянских кинематографистов «Острова» — пленительная
кинофреска, в которой реалии жизни подчинены изысканной и утонченной авторской
фантазии. Режиссер-кудесник Р.
Геворкянц, похоже, может делать вещи невозможные в документальном кино: проникать
в толщу минувших веков, материализовать
на экране сны, воспоминания детства, воспроизводить случавшиеся когда-то, а то и вовсе
пригрезившиеся события. Свободным дыханием мысли, неожиданностью ассоциаций
картина как бы воспаряет над грешной землей, она задает вопросы вечные, непреходящие: что есть Память, Милосердие, Любовь, Сострадание в космосе
человеческой жизни?
Крайности сходятся, говорят французы. Так и
эти разные картины, апеллирующие к земному и вечному, оказались в равной мере
созвучными и зрителям и жюри.
Главная награда фестиваля досталась широко
известной ленте рижских кинематографистов «Высший суд», в которой слились
воедино безукоризненная строгость формы и глубина философской проблематики,
внимание к тончайшим движениям человеческой души и масштаб вселенского
обобщения.
Фильм
режиссера Герца Франка — это мучительная исповедь 27-летнего парня, приговоренного
к смертной казни за убийство двух людей. Наше документальное кино еще никогда
не заглядывало в столь трагические глубины человеческого падения. На солнце и
на смерть нельзя глядеть в упор — считали древние. Авторы на это решились. Они
смотрят на приближающуюся трагическую развязку расширявшимися от боли
глазами, не позволяя себе зажмуриться
или отвести взор хоть на
секунду в сторону. Думаю, что именно поэтому они создали картину не о
приближающейся смерти, а о самоценности жизни, перед которой меркнут все
остальные блага мира. Они создали ленту о трагическом и запоздалом прозрении
человека, осознавшего за шаг до последней черты какую-то высшую истину. - «Я
так люблю людей,— говорит в картине герой.— Я буду любить даже тех, кто меня
к стенке поставит, тех, кто будет в меня стрелять... Ведь только любовью
живут люди».
Эти три фестивальных фильма стали для меня, не побоюсь
этого слова, высоким откровением. Но
лент достойных, искренних, художественно зрелых было, конечно, много больше.
И у каждого, уверен, были свои открытия, свой список лучших работ. Не случайно
фильм ленинградского режиссера А. Сокурова «Мария», названный «ареопагом
критиков" лучшим, у жюри не вошел даже в «десятку». Каждому — свое. Лично
мне надолго запомнится и фильм «Боль», поведавший об испытаниях, выпавших на
долю поколения, прошедшего через горнило войны в Афганистане, и «Прогулка в
горы» — емкая и образная документальная кинопритча о тусклой и скудной жизни
провинциального городка, и «Конечная остановка» — глубоко берущий за душу
рассказ о проблемах, судьбе, потерях и обретениях обитателей дома для престарелых,
и «Бестер» — едкий кинофельетон,
высекающий чиновников,
отгородившихся от больных проблем жизни толстыми стенами министерства и
непробиваемыми привратниками. А ведь еще были картины «Конд», «Черный
квадрат», «Грех», «В воскресенье рано», «Объявлен врагом народа», «За каменной
стеной», «Леший», «Прикосновение», каждая из которых не просто регистрирует те
или иные события, а, говоря слогом Н. Огарева, «кричит от общественной боли».
Жаль, что этот «крик»- мало кем был
услышан...
На фестивале много говорилось о том, что документальное
кино сегодня практически не доходит до зрителя, что его огромный публицистический
потенциал не используется даже в малой степени. Известно: копии документальных
лент печатают в мизерном количестве, специализированных кинотеатров неигрового
кино в стране насчитываются единицы. Во всей многомиллионной Москве есть только
одно место, где целенаправленно, систематически показывают документальные фильмы,
— кинотеатр «Стрела». Можно ли считать нормальным такое положение? Можно ли
мириться сегодня с тем, что прокат острых, проблемных лент искусственно сдерживается,
что многие картины, как и встарь, ложатся на полку под напором ведомственного
пресса? Думаю, Центральному телевидению стоит заняться отработкой системы показа
лучших документальных фильмов, при которой нашлось бы место и премьерам новых
картин в самое «смотрибельное» время (сейчас их редко показывают либо ранним
утром, либо глубокой ночью), и ретроспективам мастеров документального кино,
которых у нас в стране немало.
Участники фестиваля были единодушны: лучшие
картины, представленные в Свердловске, должны быть показаны максимально
возможному числу зрителей.
Будет обидно, если Центральное телевидение
упустит свой шанс и не покажет программу из 30—40 фестивальных фильмов,
отражающих разные стороны нашей жизни.
Да и сами кинематографисты, мне кажется,
могли бы активнее работать со своими
картинами. Почему бы прямо сейчас, по горячим следам фестиваля, не
собрать несколько творческих бригад и не выехать в разные регионы страны с
ударными программами фильмов? Такие кинематографические «десанты», а в них
могли бы входить видные публицисты, хозяйственники, ученые, партийные
работники, сумели бы не только поднять интерес к документальному кино,
но и возможно решить на местах ряд неотложных проблем. Об этом, наверное, есть смысл подумать...
А пока лучшие фильмы фестиваля на месяц остались «работать». В Свердловске —
городе, где любят и ценят документальное кино и где постарались сделать все
для того, чтобы фестиваль удался.
И отнюдь не вина свердловчан в том, что
организация киносмотра, увы, оказалась не на высоте. Пресса уже писала о том,
что город был избран местом проведения фестиваля слишком поздно, и времени на
его подготовку практически не оставалось. Отсюда — обилие, накладок, неразберихи, элементарных неудобств. Начать хотя бы с того, что конкурсные просмотры
проходили в кинотеатре «Салют», где даже не было гардероба, и журналистам,
критикам приходилось, как на вокзале, сидеть в плащах, куртках или носить их в
руках, а ведь в просмотровом зале они ежедневно проводили по восемь часов
кряду.
Не было элементарного порядка и с
демонстрацией конкурсной программы. Какие-то ленты не успели вовремя прибыть
на фестиваль и возникали на нем с большим опозданием. Какие-то менялись по
ходу фестиваля. А картина «Не плачьте обо мне...>, официально
представленная на конкурс киностудий «Беларусьфильм» и Союзом кинематографистов
БССР, где-то и вовсе затерялась на пути к отборочной комиссии... Особый
разговор — о видеолентах, которых, кроме жюри, вовсе никто не увидел, поскольку
условий для их просмотра на фестивале не было. Да и научно-популярные фильмы оказались в Свердловске на вторых
ролях, хотя это серьезная и во многом самостоятельная ветвь неигрового кино.
Оставила чувство досады и работа ПРОКа (профессионального
клуба кинематографистов), где вместо осмысленных творческих дискуссий подчас
царила стихия то откровенного самолюбования режиссеров, то взаимных перепалок
и обидных упреков в адрес друг друга. А все потому, что не нашлось человека,
умеющего направлять разговор, вводить его в плодотворное
русло.
Говорить об этом горько, но атмосфера фестиваля, уровень его организации оказались
много ниже уровня его фильмов. Опыт лучших всесоюзных и мировых киносмотров
учит: всякий фестиваль нуждается в своем вдохновителе, организаторе, «добром
гении». В Свердловске его не оказалось.
Может, он появится в следующем году?..
Л. ПАВЛЮЧИК.
(Спец. корр. «Правды»),
Свердловск—Москва.